Общественные слушания по монгольским ГЭС в Иркутске: как это было

18 мая слушания по монгольским ГЭС прошли в последний раз, и финальным местом проведения 14 мероприятия стал актовый зал ИНЦ СО РАН в Иркутске. Председателем собрания избрали главу ИНЦ, академика Игоря Бычкова. Академгородок, здание института – аудитория собралась соответствующая. Даже доктор Ендонгомбо в начале своего доклада заявил, что «почувствовал хороший дух, увидел своего друга Игоря Бычкова и проникся наукой». 

Главная новость слушаний – рабочая группа из экспертов двух стран, создать которую Россия и Монголия договорились в декабре в Улан-Баторе, может собраться уже до конца августа (так сказал Бадрах). С российской стороны состав группы уже сформирован, с монгольской – в процессе, который скоро, как заявил глава делегации Мягмар, должен завершиться. А это, в теории, должно привести к более интенсивному и качественному обмену информацией между экспертными сообществами РФ и Монголии. До сих пор такие контакты были, мягко говоря, недостаточными. И, кстати, проведение слушаний именно в научном институте это показало во всей красе. Ведь в зале собрались не рыбаки, не селяне и не, простите, «простые люди». А, в основном, ученые и профессура.

Ендонгомбо снова напомнил, что в Монголии на кону – три проекта ГЭС. Кроме Шурэн, о которой он и приехал рассказывать, это ГЭС Эгийн-гол и Орхон (как часть проекта Орхон – Гоби). «Мы ждем не только положительные, но и отрицательные варианты исследований – я говорю про нулевой вариант, где мы примем решение об останове проекта. Если воздействие на Байкал будет такое, что реализация проекта не принесет ничего хорошего», — снова подчеркнул Ендонгомбо. Впервые в его докладах прозвучала тема экологических попусков («Мы силами и русских, и монгольских ученых очень скоро найдем ту золотую середину, между организацией энергетического режима работы ГЭС и нормами экологии»). Но самое главное, что доктор оставил на финал своего доклада – это пожелание, что все исследования по монгольским ГЭС пройдут «с участием российских специалистов и ученых». «Без России – никак. Я прошу всех участников сегодняшних слушаний понять и поддержать нас, ведь исследования – не такая уж опасная работа. Это не земляная, не строительно-монтажная работа, это чистая наука», — закончил он презентацию.

Сессия вопросов и ответов прошла на удивление спокойно и интеллигентно. Нигде в Бурятии в марте, а также вчера и позавчера в Еланцах и в Слюдянке, не было столь спокойных диалогов. Суть ответов монгольской делегации изменилась не сильно, но вот тональность была явно иной. Почему в ТЗ не прописано, что в группе исследователей должен быть эпидемиолог, ведь риски заражений в Монголии чрезвычайно высоки? (Ответ: «Учтем и включим в ТЗ»). Учитываете ли вы сейсмориски? («Мы знаем, что территории, выбранные под ГЭС, находятся в сейсмоопасной зоне, но мы выбирали наименее опасные участки»). Будут ли просчитаны затраты на берегоукрепление? («География рек Ангара и Селенга разная, но укрепление берегов включено в ТЗ, в ОВОС. И мы будем уделять этому особое внимание»). Как будут просчитаны риски для наносов? («У нас есть свои исследования, оно на монгольском языке»). Какое влияние ваши ГЭС могут оказать на работу Ангарского каскада в России? («Именно в такой формулировке вопрос уже включен в ТЗ, изучим»). Один профессор спросил про строительство обходных путей для прохождения рыб на нерес («Будут», — пообещал Ендонгомбо).

Иркутский эколог Елена Творогова спросила, как реагируют на проекты ГЭС жители самой Монголии? Консультант-инженер Ганзориг ответил, что они тоже обеспокоены. Слушания на родине MINIS провел 7 раз, и те люди, что попадают в зоны затопления, высказывали свои опасения и спрашивали про компенсации потерь. «Плотность населения Монголии низкая, и количество людей намного меньше. Но есть жители гобийского региона, которые, наоборот, спрашивают нас, почему проект задерживается? Нам нужна вода, говорят они, так реализуйте скорее!», — говорил Ганзориг.

Сергей Шапхаев, глава БРОБ, спросил, почему на монгольской территории обсуждался один проект ТЗ, а на территории России обсуждается другой. Но ему ответили, что это не так. А также добавили, что скоро в Монголии планируется проведение повторных слушаний по этим проектам.

Валерий Синюкович из ЛИН СО РАН удивился, что объем водохранилища Орхонской ГЭС составит всего 730 тыс. кубометров, что равно телу плотины. «Это не реально. 580 тысяч кубометров полезного объема водохранилища никакого регулирующего влияния оказать не смогут – поделите это количество воды на 86400 секунд в сутках, и при расходе в 7 кубометров эти объемы будут сработаны за сутки». Но оказалось, что в распечатках, которыми пользовался ученый, закралась ошибка – полезный объем водохранилища будет 580 миллионов, а не тысяч кубометров.

На вопрос об альтернативах отвечал Ангараг из Минэнерго Монголии. По его словам, ГЭС нужны для создания маневренной мощности. А также – для сохранения всей Селенги, притоки которой высыхают. И только водохранилище, по мнению Ангарага, сможет замедлить эти глобальные процессы: «Если мы не исправим сейчас исток, не наладим стабильный сток воды, то Селенги не будет». Впрочем, директор Байкальского музея Владимир Фиалков предложил монголам думать не о ВИЭ, а об использовании тепла земли.

Нина Абаринова из Минприроды Иркутской области спросила, будет ли сделано РЭО и ОВОС отдельно для Бурятии и Приангарья. Ганзориг ответил, что не видит в этом необходимости, ведь в рамках исследований планируется изучить воздействие проектов на весь бассейн. Зачем в этом случае заниматься административным делением? Кроме того, Абаринову удивило, что в ТЗ прописано проведение полевых исследований, которые, как она справедливо заметила, обычно занимают не один год. Но ей ответили, что Монголия будет запрашивать все возможные данные наблюдений в России.

Выступления участников также были довольно спокойными. Лариса Лобкова из областной ОП снова заявила, что эти слушания можно рассматривать только как консультации о намерениях. По оценкам ИСЭМ СО РАН (с докладом выступила с.н.с. Тамара Бережных), после строительства ГЭС Шурэн сток Селенги на границе с Россией может уменьшиться в мае и июне в два раза и пять раз соответственно, а с ноября по март – увеличиться в три-пять раз. Международный эксперт по развитию гидроэнергетики Артур Алибеков отметил, что «ключевым экосистемным негативным воздействием от ГЭС является не изменение количества стока, а качественное изменение гидрологических режимов». Он привел примеры негативных кейсов в гидростроительстве – Волго-Ахтубинская пойма, река Рейн в Германии («ЕС уже инвестировал более 5 млрд евро в ее восстановление»), река Колорадо в США. Исследование гидрологического режима в ТЗ должно стоять на первом месте, поскольку в нижнем бьефе – озеро Байкал, объект ВПН ЮНЕСКО. Столь сложных проектов в мировой практике еще не было, и нужно существенно переработать ТЗ – разделить РЭО и ОВОС, отказаться от параллельной разработки ТЭО, и выходить на поиск российско-монгольского компромисса.

Сергей Шапхаев заявил, что попытки монголов представить ГЭС в качестве защиты от наводнений несостоятельны – поскольку наводнения, как ни крути, важны для экосистем Селенги и Байкала: «Любая ГЭС меняет не только внутригодовые циклы стока, но и годовые». Кроме того, Шапхаев считает, что ссылки на Парижское соглашение по климату, в рамках которого Монголия делает ставку на увеличение доли ВИЭ в своем энергобалансе, тоже не верны – ведь любая крупная плотина оказывает воздействие на климатическую систему, в том числе и реки. А потому ставка на строительство ГЭС – это дискредитация климатической политики. Бурятский эколог предложил включить в ТЗ проведение отраслевой экологической оценки, поскольку и Шурэн, и Орхон-Гоби так или иначе нужны для обеспечения нужны горнодобывающей промышленности.

Директор ЛИН СО РАН Андрей Федотов, прежде всего, поблагодарил членов монгольской делегации за смелость, ведь они приехали туда, где им не особо рады. Из позитива, по его словах, он услышал только слова о возможности «нулевого варианта». Однако он напомнил, что «мы сегодня находимся в других гидрологических циклах: верховья обмелели, и в плотинах воды просто не будет». «Вы говорите, что Байкал настолько огромен, что любое влияние на него будет мизером, сущие копейки. Может показаться, что и нет влияния. Но вы же восточные люди, и знаете, что даже маленькое событие может иметь большие последствия», — продолжал Федотов. И привел аналогию: все мы знаем, что нельзя совать вилку в розетку. «Мы знаем, что будет плохо. Но мы не знаем, что будет, например, с ребенком, если он сунет вилку. Так и здесь. Мы сможем просчитать воздействие на неживую природу. Но на данном этапе развития науки в мире никто не сможет подсчитать достоверно, какой эффект окажет строительство ГЭС на биоту, на дельту. Это не опыты в пробирке. Может быть, рекультивация будет стоить дороже, чем вся выгода от этого строительства. Не повторяйте наших ошибок».

С докладом выступил и завлаб современной геодинамики Института земной коры СО РАН Владимир Саньков. Его слайды удивили главу монгольской делегации Мягмара. По данным Санькова и его коллег, на тех территориях, где монголы хотят строить ГЭС, крайне высоки риски сильных землетрясений интенсивностью 7-8 баллов по шкале Рихтера. Но, что самое интересное, в докладе Санькова прозвучало следующее – опустынивание Монголии, о чем говорил Ангараг, от появления ГЭС не замедлится, а только ускорится: из-за испарений водохранилищ и эрозии почв. «Может, стоит посмотреть на те районы более профессионально, и тогда уже выбирать места?», — спросил ученый.

На фоне этих выступлений как гром среди ясного неба прозвучала речь Ганболда , главы ассоциации развития энергетики Монголии. Словно забыв, что выступает перед учеными, а не общественностью в районах, он заговорил о том, что 3 млн жителей Монголии хотят питаться, получать зарплату и жить не хуже, чем граждане развитых стран. Риторика и тон выбивались из общего хора выступлений. «Энерго- и водообеспеченность Монголии одна из низких в мире. Нам нужно развиваться, или исчезнуть как вид, но зато рыбы будут жить. Но я бы не хотел, чтобы рыбы жили, а монголы исчезли. Вода и энергетика – это наши сегодняшние проблемы. Без нефти, только на солнце или ветре, мы не сможем жить. Любая индустрия на таких источниках не развивается. Прошу вас учесть нашу заинтересованность, как и мы пытаемся учесть все ваши опасения. Относится к нам с уважением и сообща найти совместное решение», — заключил Ганболд.

Игорь Бычков в ответ заявил, что никто, нигде и никогда не ставил под вопрос право Монголии на развитие экономики, энергетики, водную безопасность: «Никто никогда не ставил под сомнение жизненную перспективу страны Монголии и ее народа. Прошедшие в Бурятии и Иркутской области слушания показали глубочайшую степень уважения к монгольскому народу и решениям монгольского правительства по развитии страны». Возвращаясь к теме мероприятия, Бычков отметил, что чисто формально рассмотрение проектов ТЗ не может быть осуществлено, поскольку нельзя РЭО и ОВОС объединять в единый документ. В результирующую часть протокола вошла рекомендация отказаться от этих ТЗ, и провести сначала СЭО, причем совместно с Россией. Также в протоколе было зафиксировано, что по результатам слушаний в Иркутской области население отрицательно оценило перспективы реализации проектов монгольских ГЭС, выступило против их строительство и за поиск альтернативных вариантов.

Итогового совещания, как было 31 марта в Бурятии, в Иркутской области не предусмотрено. На руки монголам будут выданы три протокола с приложениями, а через 30 дней — книги замечаний и предложений, разложенные в общественных приемных в районах.

Александр Попов (СпасиБайкал)