Как умирали люди в зоне затопления Богучанской ГЭС

86-летняя Анна Павловна Рукосуева, ветеран войны и труда, умерла тихо. Как и жила. В тот январский день ее навестила подруга — 83-летняя Александра Бобенко. Посидела у кровати (Анна Павловна уже давно не вставала), повспоминала вслух прежнюю жизнь (Рукосуева в последнее время не разговаривала), — и ушла через сугробы в свой одинокий дом. Когда через пару часов родственники заглянули в комнату бабушки, ее душа уже покинула тело.

Тема расчистки территории Кежемского района под ложе водохранилища будущей БоГЭС захватила меня три года назад, в период работы в «МК-Красноярске». Позже я продолжила следить за событиями, сотрудничая с «АиФ на Енисее». Сейчас, когда от кежемских деревень остались лишь головешки, а кежмари по велению власти рассортированы по скворечникам городов и весей Красноярского края и Хакасии, я понимаю: старые публикации – это история. Я не хочу, чтобы их выкинули, как выбрасывают старые газеты. Что касается героев публикаций — простых, сердечных людей, то они до сих пор живут в моем сердце. Так же, впрочем, как и само Приангарье, первозданной красотой которого я была буквально пленена.

Анна Павловна — коренная жительница Приангарья, труженица тыла, она имела первоочередное право на жилье в городе. Поначалу, когда активизировалась вторая кампания по строительству Богучанской ГЭС, ходила в сельсовет, спрашивала, когда подойдет очередь, кушала «завтраки», а потом слегла, да так и не вставала. «Мы эту зиму с бабушкой кое-как пережили — спали в чем есть, только валенки снимали, — признавалась летом 2009-го дочь Рукосуевой Алевтина Николаевна. — Как эту переживем — я не знаю».

Деревянный дом в Болтурино, построенный предками, — крепкий. Но эпопея строительства станции неприлично затянулась, народ в поселке третье десятилетие живет на чемоданах, капитальный ремонт не затевает: зачем, если вот-вот переезжать?..

Старики — самая уязвимая часть населения — здесь, в «зоне», стали настоящими з/к. Квартиру Анне Павловне дали — хорошую, трехкомнатную (на четверых, вместе с семьей внука), в Сосновоборске. Жилье для ветерана ВОВ «нашлось» осенью 2009-го — в многоэтажке, сданной весной и почти заселенной. Можно предположить: квартирку в Дирекции по подготовке к затоплению ложа водохранилища БоГЭС придерживали для кого-то другого, а ветерана труда Рукосуеву имели в виду… После настойчивых публикаций пришлось достать из-под прилавка?.. (Как нам рассказала другая жительница Болтурино, получившая метры в том же доме в Сосновоборске, ее жилье сначала было зарегистрировано на человека, занимающего солидную должность в Кодинске.)

9 октября Рукосуеву и внука с семьей выписали из дома в деревне. Молодые зарегистрировались в новостройке. А лежачая баба Аня ходить по инстанциям в Сосновоборске, разумеется, не могла. Дочь старушки трижды обращалась в сельсовет с просьбами узаконить доверенность, позволяющую действовать от имени матери, или дать временную прописку старушке в поселке, чтобы оформить на нее опекунство, или заверить ее отказ от приватизации. Эти меры позволяли зарегистрировать глубоко пожилого человека в городе, не таская его по инстанциям. На все просьбы глава Дворецкого сельсовета Моисеева ответила отказом: «…Ваша мать… больна… отказаться от своего участия в приватизации не может… Заверить ее подпись не можем». Такая маленькая местная власть решила показать свои недюжинные возможности — превратить ветерана труда в бомжа, лишить прав и льгот, а его близких — покоя.

Исчерпав все возможности, Алевтина Николаевна письменно попросила управы на сельсовет, который препятствует регистрации матери, в прокуратуре Кежемского района. Реакции оттуда не последовало. Анна Павловна умерла.

***

Если бы эта вопиюще безнравственная история была исключительной!

В моем распоряжении — письма, документы, устные рассказы — слезы и крик — пожилых людей, подлежащих депортации из зоны экономических интересов бизнеса. Людей, судьбу которых взялось устраивать государство: министерство экономики и регионального развития края (правопреемник министерства инвестиционной политики), ГУ «Дирекция по подготовке к затоплению ложа водохранилища Богучанской ГЭС», администрация Кежемского района, главы сельских поселений. В известных нам драмах меняются фамилии, даты рождения, обстоятельства. Неизменно одно: безжалостный гон по инстанциям, высокомерные, через губу отказы, бессодержательные отписки. Устные ответы еще циничней. Тем, кто уже переехал (например, в Боготол) и воюет с плесенью на потолке, холодом в квартире, трещинами в стенах, говорят: «А вы что, хотели за свои развалюшки хорошие квартиры получить?». (Значит, это норма — возводить ущербные новостройки на бюджетные миллиарды и называть это госпрограммой?) Тех, кто хлопочет об отдельной комнате для своих стариков-инвалидов, корят: «Вы что, хотите за счет программы свои жилищные условия улучшить?».

«Вот сейчас говорят — коррупция вышла на первое место в стране. А по-моему, она на втором. На первом — цинизм. Это еще страшнее», — констатирует житель Болтурино Александр Малясов. Ему вместе со взрослым сыном (ветераном боевых действий) и бывшей женой (разведены 10 лет назад) дирекция предлагает двухкомнатную квартиру. Согласительная комиссия, созданная при дирекции (и ту и другую возглавляет одно лицо — г-н Навродский), в раздельном жилье экс-супругам отказала.

Месяца три назад мы пытались узнать, сколько положительных ответов дала эта комиссия, созданная для разрешения конфликтных ситуаций переселенцев. Ни на этот, ни на другие общественно значимые вопросы г-н Навродский не ответил. Не посчитал нужным исполнять федеральный закон «О СМИ». (Где гарантия, что он ревностно исполняет другие законы?) Остается думать, что согласительная комиссия не приняла ни одного решения в пользу Человека.

***

«Мне 80 лет. Всю свою жизнь я прожила на Ангаре, в селе Кежма. Как и другие, попала в зону затопления, уже два год бьюсь за жилье, — пишет ветеран труда Елена Брюханова. — У меня скопилось больше 30 ответов из разных инстанций, и все — возле да около… Скажите, где мне обосноваться жить? На каком островке? Хотелось бы на этом островке увидеть главу Кежемского сельсовета. Но она, говорят, уже получила жилье в Минусинске».

В феврале 2008-го Елена Васильевна как переселенец сдала в дирекцию, получив расписку, четыре из пяти положенных по закону документов на жилье в деревянном доме в Кежме. Не хватало одного — ордера на квартиру. «Утратила по своей старости, наверное», — говорит Брюханова, зарегистрированная в поселке с 1991 года. «Дом постепенно приходил в негодность, и в последние годы мама жила со мной в Кодинске, — рассказывает дочь ветерана Валентина. — На вопрос, как продвигается очередность, нам говорили: ждите, пока нет однокомнатных. А в октябре 2008-го мы вдруг узнаем: маму вообще не включили в реестр — ввиду отсутствия ордера! В сентябре 2009-го нам приходит бумага из дирекции: предоставьте документы на квартиру (оказывается, они их утратили!) — и перечислено все, кроме ордера. Мы снова собрали справки, принесли… нам говорят: «А где ордер?» И отказались принимать».

«Согласитесь, я не должностное лицо, 80-летнюю старуху можно и отбросить! — горько улыбается Елена Брюханова. — Они ждут, когда я отойду в мир иной. А я, ветеран труда, приравненный к ветеранам ВОВ, назло врагам буду жить!»

***

Инвалид первой группы Анастасия Верхотурова не ходит. Нуждается в посторонней помощи. Передвигается в кресле-коляске. Живет с семьей внучки в двухкомнатной квартире, предоставленной на условиях коммерческого найма. «Всю жизнь пропахала в лесу. Орден трудовой славы получила. Одна подняла нас двоих, — дрожит голосом дочь Анастасии Ивановны Людмила. — А теперь, когда попросила отдельную комнату при переселении, получила от согласительной комиссии ответ: не положено».

Обширная переписка семьи Верхотуровых с ведомствами — трагикомедия. Например, согласительная комиссия, ссылаясь на законы РФ, делает вывод:

«отказать в предоставлении трехкомнатной квартиры в Сосновоборске в связи с большим превышением нормы… и предложить трехкомнатную квартиру в Саяногорске».

Значит ли это, что на Хакасию российские законы не распространяются? Или что там другие квадратные метры? Или что там ждут — не дождутся инвалидов из соседнего края?

«Согласно постановлению Правительства РФ от 21 декабря 2004 года № 817 «Об утверждении перечня заболеваний, дающих инвалидам право на дополнительную жилплощадь», права на дополнительную жилую площадь гр. Верхотурова А.И. не имеет», — сообщает 4 мая 2009-го главврач Кежемской ЦРБ Денисов. «В соответствии с постановлением Правительства РФ от 21 декабря 2004 года № 817 «Об утверждении перечня…» гр. Верхотурова А.И. имеет право на дополнительную жилплощадь», — констатирует 25 мая 2009-го замминистра здравоохранения края Немик. «Имеет право на дополнительную жилую помощь», — выдает заключение 21 мая 2009-го клинико-экспертная комиссия Кежемской ЦРБ. А в декабре прокуратура Кежемского района выносит представление о нарушении законодательства… Прокуратуру возмутило не то, что больную старушку заставляют отгадывать ребусы, а то, что председатель КЭК превысил должностные полномочия, помянув в медзаключении квадратные метры. (Медика впоследствии привлекли к дисциплинарной ответственности.)

По идее, государево око должно быть недремлющим. Но, кажется, здесь, в районе затопления Богучанской ГЭС, оно подвержено прогрессирующей катаракте. Не видит (несмотря на сигналы с мест!) грубо попираемого закона. Например, гражданин И., проживавший в поселке Кежма, получил по программе переселения на семью из трех человек двухкомнатную квартиру в райцентре. Приватизировал. Выписался и прописался в поселке Болтурино. Гражданин В. как участник боевых действий по краевой программе получил на себя, жену и детей двухкомнатную квартиру в Кодинске. И снова прописался в зоне затопления — все в том же Болтурино! «Так ведь можно все деревни в «зоне» перебрать, бесконечно получая жилье от государства», — диву даются местные наблюдатели. Но сколько б и кто бы ни проверял администрацию Дворецкого сельсовета (Болтурино), итог один: «фактов незаконной регистрации граждан не выявлено».

***

Летом прошлого года была в Болтурино. Помню рассказ славной женщины Татьяны, вдовы, инвалида второй группы, о ее общении с членами согласительной комиссии. «Оны сказали: ни Кодынск, ни Красноярск не пишите. Потому что ни там, ни там не буде квартир. А там их сидело человек восемь. «Ну тогда мне не нужно вообще квартиры», — им сказала. «А почему? — спрашивают. — У вас есть жилье?» «Нету, — говорю, — но у мене на кладбище куплено два метра в Кодынке. Я там шалаш построю и буду там жить». Они засмеялись все: «Ну как хотите».

На днях узнала: Татьяна, на руках которой старая, почти слепая мать и внучка, слегла. И трудно сказать, когда выберется — из постели, из поселка, из беспросветного тупика отношений власти и человека.

Присядут бабы на скамейку,
И все в них будет как всегда —
И сапоги, и телогрейки,
И взгляд потухший… в никуда.
Поставьте памятник деревне,
Чтоб показать хотя бы раз
То, как покорно, как безгневно
Деревня ждет свой смертный час, —

помню, на фоне дровни читала Татьянина внучка Катя (тоненько, ввысь) стихотворение сибиряка Николая Мельника, которое сейчас в Болтурино популярнее распутинского «Прощания с Матерой».

Маргарита Баранова (МК, январь 2010 года)