Автор «Зоны затопления»: о затоплении сел, о власти и подвиге

Роман Сенчин, писатель родом из Сибири, давно завоевал своего читателя по всей стране, он лауреат престижных литературных премий «Эврика!», «Ясная Поляна. В 2015 году роман Сенчина «Зона затопления» вошёл в шорт-лист премии «Большая книга», он посвящен судьбам людей, чьи деревни ушли под воду во время строительства ГЭС.

Поднять фигуру писателя

— Ваш последний роман перекликается с повестью Валентина Распутина «Прощание с Матёрой». Вы ещё говорили, что Распутин повлиял на ваше становление как писателя.

— Повесть Распутина «Деньги для Марии» отец читал мне вслух, была у нас такая традиция. Тогда я увидел, что есть в нашей литературе настоящий реализм, до этого я или классику читал, или приключенческие вещи. А тут столкнулся с реализмом наших дней. Один из толчков эта повесть дала. Тогда я уже что-то пытался писать, но увидел некий ориентир.

— В своё время Горький говорил, что нужно учить писателей, направлять. На это ему возражали: писатель — путь индивидуальности, таланту не научишь. Может ли помочь стать писателем литературный институт?

— Литературный институт имени А. М. Горького был создан, чтобы в такой огромной стране, как Россия, собирать талантливую молодёжь, давать ей образование, вводить в литературную атмосферу, чтобы они потом отправлялись обратно к себе и оттуда писали о том, что происходит на местах, присылали свои повести, рассказы, романы, стихи в журналы, издательства. Я по тому же принципу попал в литинститут. Жил в Абакане, было довольно беспросветно. В 1996 году местная поэтесса и председатель правления Союза писателей Хакасии Наталья Ахпашева предложила: пошли рукописи в литинститут. Там меня приняли.

Другое дело, что сейчас учится много ребят, поступивших сразу после школы, москвичей. Из них почти никто, окончив литинститут, получив диплом, литературой не занимается. Уходят на телевидение, в журналистику. Мне было 24 года, когда я туда поступил, тогда училось много относительно взрослых ребят и девушек. В этом плане задача литинститута тоже теряется. Хотя появились премии «Дебют», «Форум молодых писателей», в которых можно заявить о себе как об авторе в той же Москве.

— Может, потому не идут в литературу, что раньше роль писателя была более значимой? Сегодня же у всех на виду медийные персоны.

— У тех, кто уходит, значит, не было такого призвания. Образованный человек может написать нормальное хорошее сочинение; проза, поэзия — это совсем другое. Поэзия — не рифмованные строчки. Если кто-то разочаровывается, что делать? Авторитет писателя надо поднимать своей литературной деятельностью, а не так, как многие пожилые писатели: давно не пишут, а надувают щёки, так сказать, чтобы показать, что они значительные фигуры. Только литературным — как бы избито это ни звучало — трудом, его плодами можно поднять фигуру писателя.

— А есть у вас любимое произведение?

— «Тихий Дон» — настоящий образец литературы. По значимости, широте взгляда — настоящее полотно. К сожалению, удачных примеров такой мощной работы, многолинейной, со множеством персонажей, сегодня нет. Литература у нас более или менее камерная. По-настоящему романов нет, пишут, скорее, повести, однолинейные, с одной мыслью, одним главным героем. Разветв­лённости и широты русского романа почти не встретишь.

Дело Распутина

— Как вы собирали материалы для книги «Зона затопления»?

— Сначала увидел заметку в 2005-2006 году, что принято решение достроить Богучанскую ГЭС. Я знал, что стоит такая плотина. Сначала собирал материалы, потом увидел, что это будет такая же по своей технологии гидро­электростанция, как Саяно-Шушенская, Красноярская, Усть-Илимская: снова перекроют реку, будет огромное водохранилище. Ну и тогда уже всерьёз начал работать. Всячески оттягивал момент, было боязно писать. Всё-таки «Прощание с Матёрой» закрыло эту тему, а тут оказалось, что всё повторяется, и даже более жёстко, чем в повести у Распутина. Ведь его благодарили за книги на высшем уровне, но ничего не менялось.

Людей переселяли, разбрасывали по разным городам, посёлкам, туда, где есть квартиры. Землю не давали практически никому, только санитарные 18 квадратных метров на человека. А у деревенских жителей, знаете сами, какие бывают дворы огромные. Стояло две-три избы, баня, сарай, всё построено очень добротно, на века, срубы настоящие. Всё это погибло, сгорело. Некоторые просили, чтобы помогли перенести сруб, другие говорили, что сами перенесут, только выделите землю. Им отвечали: не положено. Это большая трагедия. И с кем бы я ни встречался, когда уже сюжет выстроился, хотелось найти человека, который был бы рад переселению, у которого всё хорошо. Но не нашёл такого. Сложилась из нескольких историй книга. Сюжет там есть, стержень — судьбы нескольких людей.

— В романе присутствует власть. Вы прописывали героев, исходя из личных знакомств?

— В принципе, все фрагменты имеют документальную основу. Я ничего от себя не выдумывал. Умышленно это делал, потому что на литературу снова стали обращать внимание, подают в суды. Чтобы подстраховаться, я имею на всё газетные публикации, есть документальная основа. Прототипы есть, где-то очень узнаваемые, где-то нет.

«Капитаклизм»

— Недавно белорусская писательница Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию. У неё проблемная проза, осмыс­ляющая тяжёлые события в нашей истории. В то же время популярны фильмы «Левиафан», «Дурак» — о том, что нет в современной России просвета. Случайно вы попали в эту волну?

— Я не знаю — писал и писал. У меня практически все вещи на злобу дня. Я не боюсь этой злобы дня, отходов в публицистику, мне это интересно. Бессобытийная литература об абстрактном человеке, терзаемом абстрактными, но очень важными мыслями, — такой у нас предостаточно, я думаю, должна быть и другая.

Алексиевич где-то тенденциозно пишет, но она даёт возможность выступить людям, её книги состоят из монологов. Это большое дело. В фильмах «Левиафан», «Долгая счастливая жизнь», я думаю, режиссёры обратились к одной идее в одно время, не сговариваясь. Важно, что художники замечают, что происходит.

— А что происходит? Дожили до беспросветности?

— В советское время кино и литература были мрачными и проблемными. Это не зависит, беспросветно или есть просвет. Искусство и литература должны заниматься проблемами. Посмотрите на настоящий американский кинематограф, на кино почти всех благополучных стран Европы. Французские фильмы в основной массе мрачные и проблемные. Не думаю, что наше время очень беспросветное. Хотя этот капитализм порождает сюжет довольно мрачный и, наверное, даже беспросветный. Странный капитализм, в котором мы живём, без нормальных капиталистов.

— А где-то можно найти позитивный взгляд? Ведь не всё так плохо у нас.

— Есть и хорошие люди, и события. Но если заняться их описанием, это единичные сюжеты, мне, по крайней мере, встречались. У меня есть повесть «Полоса», по мотивам реальной истории. В Коми приземлился самолёт на заброшенном аэродроме, вычеркнутом из навигационных реестров. Таких аэродромов десятки, в том числе в Красноярском крае. А на том был Сергей Сотников, директор вертолётной площадки. Летели пилоты на последних каплях топ­лива, увидели эту площадку, приземлились. Сотников много лет вырубал деревья, подновлял полосу. Это подвиг, уникальный случай, притча, которую нам сама жизнь дала: занимайся делом, и твой вроде бы бессмыс­ленный труд вознаградится. С другой стороны, аэродромы, дороги разбирают, уничтожают. Я видел, как разбирали аэродром стратегической авиации недалеко от города Югорска: просто подъезжали краны, выдёргивали плиты и увозили. Нужно искать и положительных героев, но литература всегда занималась проблемами.

Досье:

Роман СЕНЧИН родился в 1971 году в Кызыле. Жил и работал в Минусинске и Абакане. Известный прозаик, литературный критик. В недавнем прошлом заместитель главного редактора издания «Литературная Россия». Автор романов «Минус», «Нубук», «Ёлтышевы», «Информация», «Зона затопления» и ряда сборников рассказов. Сейчас живёт и работает в Москве.

Роман Минеев